Очень много и подробно говорится у нас о чувствах верующих – настало время сказать немного и о другой категории, вполне сравнимой численно с ними. Ее существование фиксируется любыми социологическими опросами, даже августовский номер «Журнала Московской Патриархии» (ЖМП) привел эти данные.
Оказывается, среди людей, называющих себя православными, лишь небольшая часть регулярно бывает в храме и приступает к таинствам, твердо при этом зная основные положения своей веры (цифры у разных социологов могут различаться, поэтому их не привожу).
Куда больше таких, кто заходит в храм от случая к случаю и в вере нетверд. Но что самое интересное, есть еще весьма значительная (до трети от всех записавшихся в православие) категория людей: в Бога они не верят, в загробную жизнь тоже, но считают себя православными.
Четверть века назад таких не было вовсе. Люди могли сказать: «я верующий, но в церковь не хожу» или «Бог у меня в душе». Но чтобы неверующий и православный? Нет, конечно, пекли блины на масленицу, красили яйца на Пасху, потому что это красивые народные обычаи. Выпивали-закусывали на церковные праздники, детей иногда крестили. Только православными себя не называли.
ЖМП рассматривает эту категорию в терминах «воцерковленности»: дескать, человек приходит в церковь постепенно, сначала он может лишь назваться православным, не имея даже осознанной веры. Потом он постепенно эту веру обретает, а заодно воцерковляется: учится, как правильно поститься, молиться и какое слушать радио. Примерно как в школе: первоклассник уже ученик, хотя еще ничего толком не знает.
Однако встает вот какой вопрос… Число неверующих православных достаточно велико и при этом стабильно, хотя активно воцерковляют их вот уже четверть века буквально по всем каналам, не исключая радио и телевидения. Ну не могут это быть всё новые первоклассники, тем более, теперь ведь даже малых детей приобщают к вере в семьях, воскресных школах, православных гимназиях… Почему же многие взрослые так и остаются в первом классе вот уже который год?
Да просто не хотят многие из них воцерковляться. Им достаточно «прицерковиться»: там, наверху, что-то такое, конечно, есть, и попы что-то особенное умеют, и вообще не по-людски это, если дитя не крещено, а бабушку не отпели. Русские мы люди или нет, в конце концов, есть же у нас свои святыни! Ну, и чтобы не болеть, чтобы удача была в делах – тоже помогает. Недаром крестики и прочие атрибуты так популярны у людей самой рисковой профессии – бандитов.
В этом нет ничего такого уж особо православного, точно так же в любом народе обращаются к традиционным святыням и обрядам. В последние месяцы мы еще раз убедились, что люди такого склада как раз бывают наиболее агрессивны в «защите поруганных святынь», и это вполне понятно.
Если человек всерьез относится к вере, он следует за Учителем, для него главное – самому жить по вере. А если кому нужно лишь правильное святилище, в котором квалифицированные профессионалы будут исполнять для него положенные обряды, то он за свои святыни и убить может.
Зато такая паства очень удобна. Она нетребовательна в главном и послушна во второстепенном, ей легко управлять, она абсолютно предсказуема. А если она к тому же так удачно совпадает с «ядерным электоратом» правящей партии… можно попробовать на одну эту паству и опереться, а всех остальных, кто задает неудобные вопросы, пригласить на выход. В истории мировых религий подобное происходило не раз, и среди нынешних православных немало есть сторонников именно такого решения.
Да, в конце концов, разве неверующие могут быть только среди паствы? Всякий человек со временем меняется, и вот юноша, горевший пламенной верой, мужает, проходит через различные послушания и служения, привыкает подчиняться и повелевать, видеть выгоду и находить компромиссы… Огонек веры наверняка еще горит в почтенном муже, которым этот юноша стал, но уже не он, а вполне земные расчеты определяют его слова и поступки. Что поделать, такова жизнь. И приход вокруг образуется соответственный.
Вера, по слову апостола, есть «осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом» (Евр 11:1). Она начинается с личного отклика на призыв «Брось всё и следуй за Мной», и никаких гарантий, как у Авраама или галилейских рыбаков. А через какое-то время оглянешься – остались святыни да расписание богослужений, и главное — ничего тут не нарушить и не потревожить и потребовать у всех уважения к себе и своим святыням. Ничего такого особо ожидаемого, ничего невидимого. Всё учтено, взвешено и измерено.
Еще вера – всегда очень личная. Это святыни можно почитать примерно одинаково, будь то гвоздь с Голгофы, волос из бороды пророка, зуб Будды или перо Кетцалькоатля. А вот если ты веришь в Того, Кто был на Голгофе, если ты принес присягу верности не гвоздю и не зубу, а Ему как Царю и Богу (в православном крещении именно так и делают), ты не можешь Его почитать, как Кетцалькоатля – человеческими жертвами.
Придется разбираться, чему учил и к чему призывал именно Он, и как можно последовать Его словам здесь и сейчас, даже если следовать придется на Голгофу. А это уже совсем не так легко и удобно, как от врагов святыню защищать.
Только, воюя в мире земном по его правилам, много не навоюешь – кому принадлежат «все царства мира и слава их», Иисусу сразу диавол в пустыне показал (Мф 4:8). Что называется, заранее предупредил. Победа веры над неверием – это всегда торжество ожидаемого и невидимого, вопреки всем фактам и расчетам. И, как правило, обращена она внутрь и вглубь, а не во внешний мир.
Видимые плоды тоже обязательно будут, но не сразу, их статистически не измеришь и не похвастаешься ими. Просто однажды мир вокруг тебя станет немного иным. Зато этого уже никто не разрушит и не отнимет.
Оглядываясь на происходящее вокруг, я прихожу к такому для себя выводу. Православные неверующие – люди, у которых нет личной веры, или же эта вера настолько слаба, что не определяет ни слов их, ни поступков, и которые при этом считают себя православными – были, есть и будут, никуда от этого не деться.
Их будет достаточно много, чтобы именно по ним общество делало поспешные выводы о православии, чтобы именно на них опирались политики как на свой электорат. Уходить из-за них из Церкви – очень глупо, но и подстраиваться под них тоже не стоит.
Воцерковленность и вера – разные понятия, они соотносятся примерно так же, как соблюдение правил приличия и любовь. Одно не отменяет и не заменяет другого. Пожалуй, за последние четверть века мы слишком успешно «воцерковляли» всё подряд, и теперь «воцерковленные» политиканство, некомпетентность, агрессия и многое иное, что стало слишком заметно окружающим, рушат репутацию Церкви, куда мы всё это натащили, слегка приукрасив привычными символами и тоненькой позолотой. И кабы речь шла только о репутации… мы же верим, что решается тут судьба людей в вечности!
Да, мы верим. Да, вера живет и действует в нас, но как поделиться с другими нашей уверенностью в невидимом, как показать им осуществление ожидаемого? Не лучше ли объяснить им в сотый раз, что можно вкушать в нынешний пост и какой сегодня праздник? Уверен, что говорить стоит все же о Боге и людях, и применять к себе самим и к нашим ближним (уж какие есть) то, что написано в одной древней Книге. Если мы ее, конечно, читали…
Учитель, кстати, не говорил: «воцерковляйтесь», да и вообще не советовал заботиться о видимом и осязаемом. Он сказал: «Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам» (Мф 6:33).
Читайте также:
В воскресение после смерти верят женщины, предприниматели, счастливые и военные – опрос
Протоиерей Дмитрий Смирнов: Церковь — как авокадо
Архиепископ Гродненский Артемий: Христианство — самая неудобная для человека религия